Режиссер Андрей Корионов: Публика все отлично понимает

«Фальстаф есть во всех нас»

– Андрей, судя по декорации, это не костюмный спектакль, действующие лица будут облачены в современную одежду.
– В плане костюмов это своего рода перекличка эпох. Молодежь существует в нашем времени и потому в современных костюмах. Люди старшего возраста – Фальстаф в том числе – будут пребывать в ощущении своей юности, то есть одеты по моде семидесятых. А один персонаж – глубокий старик, который помнит все, в том числе Шекспира. У него и костюм будет соответствующий. Ведь театр все внутреннее делает внешним!

– Чем вас вдохновила пьеса «Виндзорские насмешницы» (16+)?
– Фальстаф есть во всех нас. Он осознает свой возраст, но пытается из него выпрыгнуть. Ситуация, знакомая многим. Вообще, Шекспир заложил в эту пьесу множество извечных тем. Вспомнить хотя бы отношения между церковью и наукой.

- Вы не впервые беретесь за классику, причем это пьесы, которые неоднократно ставились на столичных сценах. В частности, «Сирано де Бержерак» (16+). Не боитесь сравнения? 
– Никогда этого не боялся. Наоборот, мне весьма интересно быть в диалоге с режиссерами и актерами, которые создали культовые вещи. Они воспринимали Шекспира из своего времени. Это восприятие существенно отличалось от сегодняшнего. И когда классику ставят сегодня, получаются совсем иные акценты. Так, постановщики «Сирано де Бержерака» (16+) часто делали акцент на его огромном носе. А я считаю, что проблемы Сирано были не внешними, а внутренними. Поэтому в нашем спектакле нос был накладным, и иногда Сирано даже носил его на лбу. 

- Я согласна с существующим мнением, что комедию делать тяжелее, чем драму. Потому что нелегко найти правильные смехоточки, как говорил Леонид Гайдай. Вы согласны?
– Я часто думаю об этом. И мне кажется, сейчас у нас у всех есть общее виртуальное пространство, где все мы видим многочисленные мемы. И благодаря этому люди всегда готовы к смеху. Все мои последние постановки – это комедии. А спрогнозировать смехоточки – это и есть наша совместная с актерами работа. Мне кажется, это удается…

«Не можешь сыграть Гамлета на большой сцене, сыграй на малой»

- Вы часто сотрудничаете с провинциальными коллективами. Это из прагматических соображений или потому что интересно?
– Я предпочел бы работать в одной труппе и не ездить так часто по разным городам. Но не так просто найти свой, один-единственный театр. При этом я считаю себя привередливым и принимаю далеко не все предложения о сотрудничестве. 

- Вы предпочитали бы работать со стационарной труппой или на договорной основе, о преимуществах которой сейчас так часто говорят?
– Одно из достижений отечественного театра – это именно репертуарный, стационарный театр. Это наш уникальный опыт, который, я считаю, надо сохранить. Я при всех трудностях и проблемах стационарного театра работал бы в нем с людьми, которые знают, к чему я стремлюсь, которые разделяют мои интересы. Где не надо каждый раз приноравливаться к новым людям и начинать с нуля. Я считаю, нельзя превращать театры в проектные дома.

- Но в репертуарных театрах с большими труппами много людей, которые то и дело остаются за бортом и чувствуют себя невостребованными и обиженными. 
– В проектном театре тоже множество невостребованных актеров, которые месяцами, а то и больше сидят дома без зарплаты. А в репертуарном получают ее даже в случае творческого простоя. При этом продолжают оставаться артистами и ждать, когда появится режиссер, который их заметит. Чтобы решить проблему актерской невостребованности, в академических театрах начали создавать малые сцены. Не можешь сыграть Гамлета на большой сцене, так сыграй его на малой. Потом есть еще одна загвоздка: проектные театры часто начинают стремиться к коммерческому успеху, и нередко стремление это становится ключевым. Творческий процесс превращается в процесс делания денег.

«Хочу в клуб «Золотая маска»

- Восприятие публики зависит от географического расположения театра?
– Я стараюсь не ориентироваться на специфику той или иной местности. 
Я часто езжу по режиссерским лабораториям в разных городах – от Южно-Сахалинска до Калининграда – и нередко слышу фразу: «Наша публика такое не поймет». Но, как показывает практика, публика все отлично понимает. Чаще подстраховывается администрация театра, внося в репертуар легковесные пьесы, рассчитанные на непривередливого зрителя. Сейчас мы все находимся в едином информационном поле, объединенном телевидением и интернетом, и это не может не сказываться на восприятии искусства. 

- Каков практический смысл режиссерских лабораторий?
– У них несколько задач. Ключевая – встряхнуть труппу.

- Каким образом?
– Лаборатория идет три-четыре дня. За это время надо сделать спектакль. Представляете, какой темп, какой объем материала необходимо освоить? Как говорил замечательный критик Олег Лоевский, «артист не успевает распределить свои штампы». И благодаря этому эффекту артисты по-новому открываются. Приезжают молодые режиссеры, о которых до этого никто не знал, и они тоже открывают в себе новые грани. Много живого и неожиданного происходит!

- Художник–постановщик спектакля в Калининграде - Татьяна Ногинова, лауреат премии «Золотая маска». Когда разговариваешь с театральными деятелями, много разного об этой премии слышишь. 
– «Золотая маска» – это некий клуб, в котором ты либо состоишь, либо уходишь. Я хочу получить «Золотую маску», для меня это было бы неким освобождением. Пока меня не приняли в этот клуб, я не свободен...

Марина Обревко. «Страна Калининград».